Занавес уже давно должен был открыться, но в театре царила какая-то ленивая, сонная атмосфера. Зрителей в зале было совсем мало, человек двадцать, не больше. На сцене актеры без особого энтузиазма разыгрывали какую-то пьесу про бытовые семейные неурядицы. Диалоги были пресными, шутки — плоскими, и даже сами исполнители, казалось, думали о чем-то своем, выдавая заученные реплики по инерции.
Вдруг из третьего ряда поднялся мужчина. Он не стал ждать антракта, не стал шептаться с соседом. Он просто встал и громко, четко заявил, что все это ему надоело. Его голос прозвучал настолько громко и неожиданно, что актеры на сцене сперва опешили и попытались просто игнорировать его, продолжая играть.
Но мужчина не унимался. Он прямо с места начал разбирать их игру, указывая на фальшь в голосах и неестественность движений. Он говорил не просто как зритель, которому что-то не понравилось, а как человек, понимающий в театре. Между ним и актерами завязался напряженный разговор прямо посреди действия. Сначала они пытались парировать его замечания, оправдывались, но он был тверд.
В конце концов, администратор и кто-то из сотрудников театра подошли к мужчине и, вежливо, но настойчиво, попросили его покинуть зал. Казалось, на этом все и закончится. Неприятный эпизод, о котором все быстро забудут. Зрители с облегчением вздохнули, актеры попытались вернуться к прерванному спектаклю.
Однако очень скоро все поняли, что этот инцидент был лишь началом. Самый интересный акт представления был еще впереди, и главным действующим лицом в нем оказался тот самый выгнанный зритель. Его уход из зала стал не концом истории, а ее настоящим началом, которое перевернуло весь вечер с ног на голову.
