Эма — молодая, талантливая и харизматичная танцовщица, живущая в приморском городе Вальпараисо. Она замужем за известным и намного старшим её хореографом Гастоном. Вместе они усыновили мальчика по имени Поло. Однако их семью разрушает трагедия: в приступе детской жестокости или непонимания Поло совершает ужасный поступок — поджигает лицо родной тёте Эмы, в результате чего та получает страшные ожоги.
Это событие становится точкой разрыва. Чувствуя себя виновными и не справившись с грузом ответственности и травмы, Эма и Гастон возвращают мальчика обратно в приют. Их брак трескается под тяжестью взаимных обвинений, горя и неспособности простить друг друга и себя.
Эма, раздавленная и потерянная, находит неожиданное спасение не в классическом балете или современном танце, которыми она занималась с Гастоном, а в уличной, чувственной и освобождающей энергии реггетона. Этот танец с его откровенной, агрессивной и свободной сексуальностью становится для неё формой бунта, терапии и заявки на независимость. Она создаёт собственную танцевальную труппу, её выступления на улицах и в клубах становятся сенсационными.
Её новый творческий путь — это одиссея, но не только к артистической свободе. Это путешествие вглубь собственных тёмных желаний, манипуляций и неутолимой тоски. Эма использует свою новообретённую сексуальную мощь и харизму как оружие. Она заводит многочисленные связи (как с мужчинами, так и с женщинами), вовлекая в свои сложные психологические игры и бывшего мужа Гастона, и других людей, стремясь вернуть контроль над своей жизней.
Но в центре её всепоглощающей страсти лежит одна навязчивая, почти маниакальная цель: вернуть себе усыновлённого сына, Поло. Её танец, её сексуальность, её манипуляции — всё это части сложного, опасного и аморального плана по воссозданию семьи на своих собственных, радикальных условиях.
Фильм — это портрет женщины, сжигаемой внутренним огнём вины, желания и материнской одержимости. Это история не о простом освобождении, а о болезненном, эгоцентричном и разрушительном поиске себя, где танец становится одновременно и выражением души, и инструментом для расстановки людей, как пешек, в своей личной драме.